Пелевин. Чапаев и Пустота

Я сел за стол напротив них. Жербунов налил три стакана водки, подвинул
один ко мне и поднял на меня глаза. Я понял, что он чего-то ждет.
- Ну что, - сказал я, берясь за свой стакан, - как говорится, за победу
мировой революции!
Мой тост не вызвал у них энтузиазма .
- За победу оно конечно, - сказал Барболин, - а марафет?
- Какой марафет? - спросил я.
- Ты дурочку не валяй, - строго сказал Жербунов, - нам Бабаясин
говорил, что тебе сегодня жестянку выдали.
- Ах, так вы про кокаин говорите, - догадался я и полез в саквояж за
банкой. - А то ведь "марафет", товарищи, слово многозначное. Может, вы эфиру
хотите, как Вильям Джеймс.
- Кто такой? - спросил Барболин, беря жестянку в свою широкую и грубую
ладонь.
- Английский товарищ.
Жербунов недоверчиво хмыкнул, а у Барболина на лице на миг отобразилось
одно из тех чувств, которые так любили запечатлевать русские художники
девятнадцатого века, создавая народные типы, - что вот есть где-то большой и
загадочный мир, и столько в нем непонятного и влекущего, и не то что всерьез
надеешься когда-нибудь туда попасть, а просто тянет иногда помечтать о
несбыточном.
Напряжение сняло как рукой. Жербунов открыл банку, взял со скатерти
нож, зачерпнул им чудовищное количество порошка и быстро размешал его в
водке. То же сделал и Барболин - сначала со своим стаканом, а потом с моим.
- Вот теперь и за мировую революцию не стыдно, - сказал он.
Видимо, на моем лице отразилось сомнение, потому что Жербунов
ухмыльнулся и сказал:
- Это, браток, с "Авроры" пошло, от истоков. Называется "балтийский
чай".
Они подняли стаканы, залпом выпили их содержимое, и мне ничего не
оставалось, кроме как последовать их примеру. Почти сразу же горло у меня
онемело. Я закурил папиросу, затянулся, но совершенно не почувствовал вкуса
дыма. Около минуты мы сидели молча.
- Идти надо, - сказал вдруг Жербунов и встал из-за стола. - Иван
замерзнет.
В каком-то оцепенении я спрятал банку от монпансье в саквояж, встал и
пошел за ними. Задержавшись в коридоре, я попытался найти свою шапку, не
смог и нацепил фуражку фон Эрнена. Мы вышли из квартиры и молча пошли вниз
по полутемной лестнице.
Я вдруг заметил, что на душе у меня легко и спокойно и чем дальше я
иду, тем делается спокойнее и легче. Я не думал о будущем - с меня было
достаточно того, что мне не угрожает непосредственная опасность, и, проходя
по темным лестничным клеткам, я любовался удивительной красоты снежинками,

: 1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16

: ,